Алексей Леонов. Детство космонавта.

Было время, и хочется верить, что оно вернется, когда все ребята в нашей стране мечтали стать космонавтами.  

Я из Сибири. Вольные поля, вольные хлеба, земли бери — сколько хочешь, только обрабатывай. Хотя у меня лично сибирские корни еще чуть глубже. Отца по материнской линии сослали туда после революции 1905 года. Дед был механиком на знаменитой Парамоновской мельнице в Ростове (ее до сих пор помнят, сейчас там крупозавод). В Сибири прижился, там и остался. И отец с матерью переехали к нему после мировой и Гражданской войн.

Переехали родители, отец с дедом купили баньку. В ней жили, пока дом строили. Отец, до того работавший шахтером, выучился, окончил ветеринарную школу, стал соображать в зоотехнике, лечить животных.

Животных он вообще любил. Хозяйство у нас было крепкое: коровы, лошади… Мать работала в школе, расшивала одеяла. С этого жили. С огорода еще. За семь лет, что отец был в колхозе, ничего не получили, ни копейки. «Я бы отметил основные черты Леонова. Сообразительность, смекалка. Хорошее усвоение им технических знаний. Прекрасный характер. Он — художник. Очень общительный и, по-моему, и добрый. Смелый летчик» Сергей Королев, генеральный конструктор

Председатель колхоза не любил моего отца и сделал донос в милицию, написал ложь о том , что мой отец очень плохой человек и враг народа.  Отца без суда и следствия — сразу в тюрьму. Мало — в тюрьму! Семью из дома выгнали. Дом забрали. А у жены — восемь детей, да еще она и в положении.

Так было , если враги народа — приходи, забирай что хочешь. Приходили и забирали. Но мыто и так к тому времени жили не богато. Сестриц вспоминаю: ни обуви, ни одежды лишней — у каждой по одному платьицу. Штанишки с меня сняли! Мне было три годика. Так и остался в одной рубашке. Больно рассказывать. А ведь мать была учительница, детей учила.

Как жить дальше?

Вот здесь — удивительная история. Старшая сестра наша к тому времени уже уехала в областной центр. Там строили большую ТЭЦ. Встретила парня, белоруса из Могилева, который учился в техникуме энергетическом и работал возчиком — на лошадях грунт возил. Когда нас выгнали из дома, он написал матери: «Мама! (Хотя до того маму нашу еще не видел.) Переезжайте к нам, мы должны быть вместе!»

И вот мы поехали в город Кемерово. На вокзале он нас встречал на розвальнях (крестьянские низкие и широкие сани без сиденья.  Снизу постелил один тулуп, потом мы, семеро детей, и сверху другим тулупом укрыл. Привез нас в 16-метровую комнату в бараке. Притом в этой комнате еще печь голландская стояла. Итак: десять человек, а скоро еще одиннадцатый родился — в 16-метровой комнате! И они, молодожены, сестре — 19 лет, ему — 22 года. Я спал под кроватью, там мое штатное место было.

Я удивлялся и дивлюсь до сих пор великому подвигу этого человека: притащить к себе маму жены беременную и семерых детей. Замечательный человек, кристальной чистоты. И всех же надо кормить еще. Удивительная личность, звали его Антон Платонович Ходанович.

Отец в тюрьме был два года. А его к тому времени в тюрьме уже уважали. При ней имелось подсобное хозяйство. И там получился очень серьезный падеж скота, отец вылечил скотину, остановил эпидемию. Начальство сказало - Архип, давай оставайся, будешь у нас управляющим. Но он не захотел. Тогда предложили: давай мы тебя сделаем председателем колхоза. Но отец отказался и уехал в Кемерово, где мы жили. Главное —  он жив остался. И даже оправдали его. Вскоре вышел указ о помощи многодетным семьям. За последних двух детей, за меня и брата, выдали деньги. Мы все оделись, обулись. Кроме того, в том же бараке нашей семье дали еще две комнаты, по 18 метров каждая, соединенные общей дверью. В Кировском районе города Кемерова это была самая роскошная квартира! К нам приходили смотреть — как же мы так живем?

МЯСОРУБКА — ЧУДО ТЕХНИКИ

Еще была у нас мясорубка — одна на весь район. К нам приходили — смотрели. Каждый хотел покрутить ручку! Ну, что значит мясорубка, мололи в ней не мясо — прошлогоднюю картошку (собирали, перебирали гнилую), хлеб. Потом муки немножко, перетирали и жарили.

В 1965 году, после первого полета в космос, в Кемерово говорили: «Ленька-то Леонов выходил в открытый космос!» — «А какой Леонов?» — «А помнишь, семья Леоновых, у которых мясорубка была!» Техника…

Самостоятельность во мне рано проявилась. Пять лет было, отец как раз из тюрьмы вернулся. Барак наш — на окраине города. А за городом — перелески березовые, иногда с примесью осины, рощи. Это долина Кузнецкого Алатау. Река Томь. С одной стороны — горы, с другой — город Кемерово, в низине. Идем через колку; и вдруг — раз. Вылетает из зарослей птичка. Не овсянка, но что-то такое, серенькая. Я полез туда, откуда она вылетела. А там гнездо и яички — красивые, голубенькие, с рыжими крапинками. Отец говорит: «Не надо, не надо! Не трогай!» Уже дело к вечеру. Я посмотрел вокруг и спрашиваю: «Папа, а птичка в гнезде ночует?» Отец: «Да кто ж ее знает…»  И вот когда все легли спать, в 12 часов ночи, я встал из-под кровати, подошел, снял крючок с двери, вышел из дому. Прошел огороды, речку — по бревну. И дальше — по тропинке надо было километр пройти среди кустов. Они меня цепляли — страшно было. Зашел в эту березовую рощицу. Крадусь, подхожу, и она вылетает. Птичка — из гнезда! После этого бегом домой. Через кусты. Страшно, мокро, царапает меня все. Прибежал домой и под одеяло, под фуфайку, там рядышком младший брат лежит еще. И я заснул.

На другой день говорю отцу: «А птичка в гнезде ночует!» Он на меня так посмотрел: -«Молодец» — и больше ничего не сказал. Когда у меня уже был внук, я представил: чтобы в полночь пятилетний ребенок вышел в лес — я бы с ума сошел! А раньше иначе было. Жизнь такая — формировала самостоятельное мышление, характер, волю.

Поход в первый класс хорошо запомнил. В Сибири, в Кемерово, асфальта-то не было. А были тротуары — на землю кладут бревна, к ним прибивают доски. Удобно. Весной все тает, а сухо. Но бегать по ним босиком плохо — ноги постоянно сбиты. Древесина-то необработанная.

И вот выходим мы с матерью 1 сентября. И точно на восток идет тротуар. А иней! Там, в Кемерово, так — уже с 20 августа земля серебряная по утрам. 3—5 градусов мороза. А днем 26—27 градусов тепла. Буквально неделю стоит такая погода. Багряный лес. Красиво все. Днем жарко, а ночью холодно. И вот идем мы с мамой по этому тротуару. Останавливается мать — знакомых много. «Вот, — говорит, — веду своего предпоследнего в школу… Вот, веду своего предпоследнего…» А я стою на тротуаре, жду каждый раз — и пальцем ноги сердечки делаю на инее. Дальше идем, заводит она меня в парикмахерскую. Раньше нельзя было в школу ходить вихрастым. Обязательно наголо стригли. Начинают меня там «драть» ручной машинкой. А та тупая! Больно. У меня слезы текут. Мама успокаивает: «Терпи, сыночек».

Потом построение во дворе школы. Стоим и мы, первоклашки (тогда в первый класс в восемь лет шли). Земля серебристая. Я — босиком. Еще человек пять — тоже босиком. И вокруг ног у нас иней тает. Через неделю мне действительно счастье привалило. Выдали коричневые туфли — девичьи, с перемычкой. Кожаные, настоящие. А как они пахли, ой, как вкусно пахли! Где-то на следующей неделе играем в футбол. И вдруг — подошва оторвалась. Я до темноты домой не иду — боюсь. Туфли — единственные. Но пришел все-таки — матери сразу в подол. И самому стыдно. Отец из кожи лезет, чтобы накормить, а я тут… Предательство! Она меня успокоила, туфли в сторонку положила… Отец пришел часов в десять (а на работу уходил в шесть, — монтировал электросети). Что он делал с моим безобразием, я не знал, не слышал. А утром проснулся. Стоят мои туфли целенькие, отец ночью подбил их гвоздиками. Вот то была радость.

Учительница — Клавдия Васильевна Маевская, из эвакуированных, проводила урок рисования. «Дети, прошло лето. Вы где-то отдыхали. Что вы делали? Грибы собирали? Вот и нарисуйте гриб!» Я карандашом нарисовал большой белый гриб, рядом — маленький, и вот так наискось — травинка. Четкая композиция. И еще — тени. Дети ведь чаще всего как рисуют — плоско. Я же представил, где солнце, свет, где тени. Затонировал шляпку, ножку гриба. Тень от большого гриба на маленьком сделал. И эта травиночка еще какую-то изюминку внесла.

Учительница подошла, посмотрела. Схватила мой рисунок и убежала. Я даже не понял, в чем дело. Потом узнал — к директору побежала. И сказала ей: «Анна Андреевна! Смотрите, как ребенок в 8 лет рисует — на моих глазах». Мой шедевр был повешен на стенах школы. В общем, с третьего класса я уже был редактором школьной стенгазеты. Доставалось мне — если что, строго спрашивали: почему газета вовремя не вышла?

А еще со второго класса, в 9 лет, я начал зарабатывать творческой работой. Рисовал ковры настенные. Тогда у нас всех в комнатах стены были побеленные. Возле стены кровать стояла. А над ней должен быть ковер. Украсить жилище хотелось, а денег всем не хватало.  Как это делалось? Брал простыню, натягивал на подрамник, грунтовал. Сам грунт делал! Смешивал для этого клей столярный, муку, мел, олифу. Все это кипятил, перемешивал. И отцовским помазком грунтовал.

СЛАВА ЖИВОПИСЦА

Отец поощрял во мне ростки юного художника. Приносил с завода хозяйственные краски. Черная, коричневая охра —половая, зеленая, серая. Белила чуть-чуть. Этого уже было достаточно, чтобы что-то сочинять.

И он все спрашивал: «Ну как? Покажи, как твои дела?» Я ему все показывал. Со временем заказ вместе принимали на изготовление ковра, отец мне помогал натягивать «холст» на подрамник. Настало время, когда я рассказал отцу про помазок. А что делать, кисти-то нет! И он принес мне с завода москательную кисть. Большую. Выделил кастрюлю большую для грунтовки. Когда я заканчивал заказ, то получал за ковер три булки хлеба. А каждая по ценам 43—44-го годов — полторы тысячи рублей. Принести домой три булки хлеба — это была для меня великая радость.

Народ тогда больше всего любил ковры такие: лебеди плавают на пруду или лошадь стоит, и женщина на нее облокотилась. Я так не рисовал, я рисовал пейзажи. И обязательно где-то вдалеке олени бегают. Горы, вроде австрийских. Или лес осенний, золотые листья…

Была у нас в семье корова. Белая, с желтым пятном на глазу и кривым рогом. Белянка. Так что молоко в семье имелось. Его еще продавали. А нам, когда ели, мама говорила так: «Молочка побольше, хлебушка поменьше». Выросли мы здоровыми. И самостоятельными.

Весна только начиналась, снег еще до конца не сошел — мы уже в тайге. Компания — человек 5—6, уже питались тем, что сами добывали. Я до сих пор смогу найти в сибирском лесу очень много того, что позволит человеку выжить. Ну, а если еще есть рогатка да чугунная батарея, расколотая на меленькие кусочки. Это за день можно 3—4 дроздов сбить. А каждый дрозд — граммов сто чистого мяса. И какого мяса! С мая уходили мы из дома дня на три-четыре. Промышляли, жили в тайге, нам было лет по девять-десять. Волчата, добытчики. Жизнь была такая. Не достанешь себе, что поесть. — голодный останешься. Закон выживания.

ШЕСТЬ ДЯДЕЙ УШЛИ НА ФРОНТ. И ВСЕ ПОГИБЛИ

У нас был черный репродуктор. По нему объявили о войне. Я его на всю жизнь запомнил. Как мы слушали обращение Молотова, когда началась война. Женщины все рыдали. Накануне у одной из сестер в 39-м году муж погиб на Финской войне. Мне семь лет, брату Борису — три и племяннику Яше — годик.

Да, помню я, как объявляли войну, помню и 45-й год, 9 мая. Все из нашего барака вышли на улицу. Каждый, что мог, вынес, столы сдвинули. Всеобщее веселье.

Когда началась война, из нашего барака сначала никого не забрали. Поскольку глубокий тыл. Но, когда немцы подошли к Москве, забрали практически всех. Отца, правда, не взяли. Ему в 42-м году было уже пятьдесят — и семья такая многодетная, всех кормить. А шесть его младших братьев, шесть моих дядей, все ушли. Все погибли. Все до одного.

Но многие — «без вести пропавшие». А это почти как пленный. Если похоронка пришла, то семье оказывалась помощь. А когда «без вести пропавший», то на тебя еще так смотрят: ты потенциальный сын предателя. И никакой помощи нет. Ужас.  Страшно, что пережил наш народ в войну.

ПОСЛЕ ВОЙНЫ

После войны одну из моих сестер отправили с мужем в Калининград, на восстановление Кенигсбергской вагонной фабрики. Там была закрытая зона, город-крепость. В 48-м году сестра сделала нам вызов. Отец с матерью, я, младший брат переехали к ним. Отец, как специалист, там и работал до глубокой пенсии.

Но тогда я уже был совсем большой — 14 лет. Детство закончилось.

 

АЛЕКСЕЙ ЛЕОНОВ

«До сих пор поражаюсь своей счастливой судьбе. Работа космонавта принесла мне немало испытаний, много нового, доставила большую радость и творческое удовлетворение»

• Родился 30 мая 1934 года в селе Листвянка (Кемеровская область) • Окончил Чугуевское военное авиационное училище • Зачислен в отряд космонавтов в 1960 году • Первым в мире вышел в открытый космос (1965) • Участвовал в советско-американском полете «Союз—Аполлон» (1975) • Дважды Герой Советского Союза • Художник, тематика — «космос, фантастика • Кандидат технических наук.

Для того, чтобы оставить комментарий необходимо зарегистрироваться, либо войти на сайт под своим логином и паролем